На неведомых тропинках. По исчезающим следам - Страница 24

– Скажу, что на коленях умолял, – я развеселилась.

Но собеседник ответил неожиданно серьезно:

– Так и скажи.

Все еще смеясь, я повесила трубку и занялась дочерью.

Один эпизод, один отрывок из жизни. Сейчас уже не удавалось вспомнить, как отнесся к просьбе друга Кирилл, и перезвонил ли.

Отдирая обои кусок за куском, я молилась, чтобы запись сохранилась, чтобы не затерлась и не затерялась среди кучи таких же. Я не в первый раз чиркала на стене. Мама потеряла надежду приучить меня к блокноту или тетради. Даже если бумага оставалась рядом, рука все равно поднималась к стене над аппаратом.

Нетерпеливый рывок, и в руках остался пласт размером с альбомный лист. Старая стена была исписана цифрами, буквами и даже кривобокими цветочками. Я наклонилась к надписям, почти водя носом по бумаге.

– Ну же! Где?

Буквы, черточки, крючочки. Это мой почерк? Отрубите руку.

Засаленная бумага, по которой я водила пальцем, бормоча проклятия и скорей всего, походя на умалишенную, не спешила давать ответы. Взгляд зацепился за смазанную, съехавшую тройку. Шесть цифр написанных другой женщиной в другой жизни. Я потянулась к тому же самому стаканчику с карандашами, выдвинула ящик трельяжа в поисках пресловутого блокнота, не сводя взгляда в номера. Нашла только счет за квартиру, но это уже не имело значения.

Шесть цифр, руки дрожали так, что они походили на древний алфавит. Первая четверка или семерка? Какая разница, попробую и так и так.

Я села на пол, всматриваясь в телефонный номер, записанный поверх требуемой к уплате суммы. Номер, за который цеплялась, на который возлагала надежды, даже если им не суждено сбыться. Все это могло оказаться большим пшиком. Кирилл пропал для всех, так почему этот Леха должен стать исключением?

Телефон валялся в метре, я подхватила аппарат, перевернула и, не обращая внимания на обломки пластмассы, нажала на рычаг. Тишина. Еще раз. Опять тишина. Снова. И услышала спасительный гудок, больше похожий на треск.

Я торопливо набрала номер, начиная с семерки, и до боли сжала трубку ожидая ответа. Аппарат хрюкнул и ответил короткими гудками. Занято, ладно, значит, номер точно существует.

Вторая попытка, но уже через четверку. Миг ожидания и я услышала хрипловатое «Алло» и едва не закричала. Я хотела, но голос внезапно пропал.

– Алло, да говорите же.

– Алексей? – через силу выдохнула я.

– Да. Кто это?

– Это Ольга. Ольга Седова.

– Черт, – выругался мужчина. – Не звони больше, поняла? Забудь…

– Забыть? – закричала я, чувствуя, как апатия сменяется злостью. – Кого забыть? Тебя? Кирилла? Свою дочь?

– Всех, – тихо ответил он, и повесил трубку.

Я сидела посреди коридора, держа на коленях разваливающийся аппарат, а голос в ушах повторял: «Забудь».

Трубка легла на рычаг, руки больше не дрожали. Слезы высохли, в голове образовалась звенящая очищающая пустота и четкость. Я точно знала, что нужно делать.

Леха не спросил, что случилось, не стал охать и успокаивать. А раз он не задает вопросы, значит, ответы ему известны. Или не нужны.

– Не хочешь со мной говорить? – аппарат, звякнув, свалился с колен, – Я не оставлю тебе выбора.

Я снова полезла в открытый ящик, выкидывая весь хлам, что попадался под руку расчески, заколки, запасные ключи, платок, засохшая помада. В нетерпении, выдернув ящик из пазов, я просто перевернула его. Выругалась и схватилась за соседний. Она была там, книжка толщиной с мое плечо, которую открывали, дай бог памяти, лет пять назад.

Современные телефонные справочники больше походят на глянцевые журналы с кучей рекламы. Справочник моего времени был отпечатан на плотной желтой бумаге и заключен в твердый переплет. В двадцатом веке мы платили деньги, чтобы напечатать в нем свой номер. В двадцать первом вы готовы отдать больше, лишь бы он исчез с его страниц.

Прямо сейчас встаньте, пройдите к телефону, достаньте справочник. Ах да, я и забыла, все давно уже перенесено в цифру, но вдруг у вас дома сохранился бумажный раритет. Раскройте на любой странице. Что вы видите? Две колонки: список фамилий с инициалами и столбик номеров. В одна тысяча девятьсот восемьдесят первом был еще и третий, в котором печатался адрес. Да, тогда еще люди не боялись сообщать место жительства.

Я положила книгу на колени и раскрыла. У меня было шесть цифр и имя. Фамилии шли в алфавитном порядке, но не имена, и уж тем более не номера. Вы пробовали осуществлять поиск по цифрам? Нет? Уверяю, много потеряли. Страницы сменяли друг друга, семерки чередовались с тройками и четверками, но нужного сочетания все не было.

Мне повезло через четыре часа. Спину ломило от боли, глаза слезились, в голове царил кавардак, но я даже не подумала остановиться. И нашла его.

Номер был зарегистрирован не на Сельникова, и не на Алексея, а на Твердина М., проживающего на улице Чкалова, проходившей через всю Пятерку.

Через пять минут я уже заводила машину.

Пятерка – бывший рабочий поселок, ставший частью города еще до моего рождения. Район так назвали по номеру трамвайного маршрута – «Пятый», единственного общественного транспорта ходившего туда. Трамваи давно усовершенствовали, это не те дребезжащие чудовища, на которых я каталась в детстве, да и количество маршрутов увеличилось. Я редко там бывала, по какому-то капризу судьбы, там не проходило ни оной стежки.

Но тогда я этого еще не знала, Святые, как много я еще не знала.

Двадцатый дом по улице Чкалова был обычной пятиэтажкой. Святые, иногда я думала, что весь мир состоит из пятиэтажек, сложенных из серых кирпичей. На первом этаже «Хозтовары», на остальных квартирки по типу той, в которой мы жили с Кириллом.