На неведомых тропинках. По исчезающим следам - Страница 37

Не думаю, что здесь живут люди, заказывающие пиццу. Не думаю, что тут, вообще, живут, в отличие от начала улицы, где на веревках сушилось видавшее виды белье. Все, кто пытался либо в психушке, либо привыкают к долгим прогулкам по безвременью.

По тому, как натянулось что-то внутри, я поняла, что встала на стёжку. Дорогу в нашу тили-мили-тряндию. Улица закончилась тупиком, в котором стоял дом, его стены еще хранили воспоминания о светло-голубой краске, на торце чернел едва заметный номер «23».

Все бы ничего, да только об этой стежке нет ни единого упоминания, ни в книгах, не на официальном сайте восточных пределов. Она также не входила в число тех трех, что располагались в непосредственной близости от Остова.

Вопрос, что сделал Мартын, когда понял, куда именно надо доставить пиццу? Ответ прост – доставил. Даже мы в Юково бывало заказывали еду на дом, правда, всегда старались встретить посыльных перед переходом.

Я подошла к чудом державшейся вертикально части забора. Вдоль косых, расщепленных досок, шла засыпанная песком сточная канава. Влажно поблескивающая густая рыжая грязь, по цвету очень напоминала ту, что осталась на шинах мотороллера. Я присмотрелась к рифленым следам, тут стояло что-то на двух колесах. Мопед или мотоцикл, а вот для велосипеда следы слишком широкие.

Чем ближе к дому, тем тише становились звуки. Стих ветер, замолкла и без того редкая перекличка птиц, даже собственные шаги потеряли силу, став совершенно бесшумными. Я миновала заросли лебеды и крапивы, гигантский зонтик прошлогоднего борщевика, проросшего прямо сквозь дырявую стену. Он едва заметно качнулся в мою сторону. Не запертая, а только прикрытая дверь, рассохшиеся доски и хорошо смазанные петли.

– Эй, – позвала я вдруг севшим голосом, и звук затерялся в неестественной тишине стёжки.

Я сделала первый шаг внутрь. Пол тщательно очищен от мусора, как и дом. Ни мебели, ни людей. Ничего. На обоях в прихожей широкий темный прямоугольник, вероятно, здесь висело зеркало, или постер с молодежным певцом или лунный календарь огородника. На потолке пучки скомканных проводов, облетевшая краска. Голо, пусто, тоскливо. Сюда не забредают бомжи или подростки, ни следов кострищ, ни грязного матраса в углу, ни пластиковых стаканчиков и использованных презервативов. Даже пыли нет.

Широкий коридор пересекал дом насквозь. Не заглядывая в комнаты, я подошла ко второй двери, вырубленной в стене гораздо позднее. Это видно по грубым сколам досок, отсутствию наличников и даже ручек на полотне. Не дверь, а шатающаяся деревянная сворка. Туда-сюда. Без скрипа. В тишине.

Стоило выйти на задний двор, как узел в животе свернулся еще туже. Огорода как такового не было, все та же лебеда, да крапива, вставшая по обе стороны дома сплошной стеной. Не было видно ни заборов, ни соседских участков, да вряд ли они существовали здесь на грани перехода.

Дом словно стоял на пригорке, широкая тропинка, тянувшаяся через весь участок, медленно спускалась с его склона. Дорожка, покрытая тем же осыпающимся из-под ботинок рыжим песком. Ног коснулся туман. Сперва редкий, от которого мир становился пыльным. Потом, плотнее, непроницаемо матовый, окружающий со всех сторон и оставляющий тебя один на один с дорогой.

Этот переход был привычным в своей жесткости. Без ласковых уговоров и предложений прогуляться под гигантскими листьями крапивы. Сорняки разрослись до размера пальм, жгучие побеги чуть шевелись, словно живые. Все было как обычно, паника зарождающееся в голове, удары сердца, отдающиеся грохотом в ушах, и отчаянное желание убежать. Но каждый бесконечный шаг перехода, я помнила, что бежать мне больше некуда, и поэтому ни на миг не остановилась, не свернула, не оглянулась.

Тропа поднялась, всплывая из молочной мути, впереди был не песчаный склон, а хоть и старое, но добротное асфальтовое покрытие, светло-серое с крошащимися краями. Подталкивающий в спину страх отступил. Заросли вдоль дороги не стали меньше, травянистые столбы стволов, жирные и мясистые больше всего напоминали ни разу не виденные лианы джунглей. Толстые основания растений уходили в песок, который начинался там, где заканчивалось дорожное покрытие. Песок, из которого не могло расти ничего столь большое и зеленое. Однако росло и весьма неплохо.

Дорога уходила за горизонт.

Я понятия не имела, где очутилась, и спросить было не у кого. Метров через сто-сто пятьдесят стежку перегораживала железная конструкция. Широкая висевшая в воздухе на высоте примерно третьего этажа дома, труба, края которой уходили в заросли за границу видимости. Отсюда и иллюзия «висения», хотя наверняка они к чему-то крепились.

К перекладине с помощью цепей подвесили клетку. Обычную такую, если в клетках вообще может быть что-то обычное. Дно замерло в полутора метрах над землей как раз на уровне глаз. Подул ветер, цепи тихо звякнули, решетки качнулись.

Почти зловещее зрелище. Все портило отсутствие двери и мало-мальски приличного запора. Проем, сквозь который при желании можно залезть внутрь покачивающейся темницы был, а вот ни двери, ни засова не было. Вход и выход в подвешенную камеру был свободным.

Я остановилась, не дойдя до нее с десяток метров, на обочине, там, где крошащийся асфальт сменялся песком, лежала плоская квадратная коробка. Я подошла, присела, потрогала отсыревший за ночь картон и подняла крышку. Песок осыпался с тихим шорохом. Большая пицца с колбасой так и не была доставлена клиенту. Клетка снова качнулась, хотя, возможно, он заказывал нечто иное.

Вернувшись на дорогу, я попыталась представить, в какой момент Мартын отбросил коробку, и что его на это подвигло.