На неведомых тропинках. По исчезающим следам - Страница 41

– Им, – я замялась, – нужна только нечисть?

– Мужику бы применение нашли, – он окинул меня равнодушным взглядом, – А с бабами одна морока, овчинка выделки не стоит.

– Ладно, – смирилась я с расплывчатым ответом. – Но как ты узнал? Мы так выделяемся?

– Без понятия, – Ахмед прислушался к гортанному голосу, за дверью кухни Муса отчитывал Алию, за что непонятно, но таким тоном явно не в любви признаются, – Я вас видел, – мужчина достал из кармана очки в темной оправе, на секунду замер, а потом с усмешкой протянул мне, – Артефакт. Сквозь него видна истина, а не то, чем она кажется.

Любопытством страдает не только нечисть. Я надела очки, они были чуть теплыми от прикосновения мужчины, и немного давили на виски. Собралась духом и посмотрела на Ахмеда. Ничего не изменилось. Передо мной все так же стоял худой смуглый мужчина с усталыми равнодушными глазами, разве что лицо стало чуть смазанным, словно стекла были с диоптриями.

– Ничего, – я подняла брови.

– Плохо смотришь, – он поманил меня пальцем, приоткрывая одну из дверей.

В нос ударили запахи готовящейся еды, ушей коснулось бормотание, очень похожее на монотонный речитатив заклинания. Муса колдовал над электрическим казаном. Последнее несколько портило картину, тут был уместнее средневековый очаг, гроздья сушившихся специй, свисающие с потолка, метла и черный кот тоже бы не помешали. И тем не менее ничего особенного очки мне так же не показали.

– Теперь еще раз на меня, – он взялся за ручку.

Но дверь закрыл не Ахмед, не тот Ахмед, что минуту назад открывал ее. Сухощавый смуглый мужчина, лицо которого старело на глазах, как на кадрах кинопленки. Только что ему было около сорока, и вот уже передо мной стоит старик с молодым телом. Борозды времени возникали на его коже из ниоткуда, словно штрихи на рисунке. На смуглых руках проступили пугающие серые пятна, обломанные ногти, желтые белки глаз.

Я попятилась. Граница видения сместилась, и все снова стало обычным, с Морщины и цветные пятна растаяли от тепла обычных потолочных светильников.

– Зеркало там, – указал в сторону общего зала Ахмед, – Хочешь знать, чем стала ты? Хочешь понять, куда идешь?

Я торопливо сняла очки и отдала мужчине. Вряд ли зеркало покажет мне только морщины. Мужчина усмехнулся и убрал оправу обратно в карман. Из холодильника донесся невнятный шорох.

– Надеюсь, ты объяснишь подружке, что без меня вам не видать парня, и можете хоть наизнанку выворачивать, но…

– Вывернем, – прошипел голос.

Секунда и тело хозяина чайной обвил черный мускулистый хвост. Ахмед захрипел. Явидь зашипела, с чешуи тонкими пластинками отходила наледь.

– Пашка, – закричала я, повисая на змее, – Стой! Пожалуйста! Он нам нужен! Он знает, где Мартын!

Она слышала, но ей было все равно. В глазах с двойными зрачками бушевала медная ярость, делая слова бессмысленными. Но я продолжала кричать, а она продолжала «не слышать».

Хрип мужчины перешел в сип.

Я выхватила атам и резанула по чешуйчатому хвосту. Выступила кровь. Явидь в отличие от человека даже не пошатнулась. Сгусток тепла скользнул в руку, заставляя сильнее сжать малахитовую рукоять. Но эффект был, теперь Пашка шипела на меня, не выпуская, впрочем, Ахмеда из крепких объятий.

– Без него нам не вернуть Мартына, – проговорила я, глядя в оскаленную пасть, и с трудом сдерживая порыв броситься в холодильник и попросить запереть дверь, – Я заключила сделку. Мы помогаем ему, он нам. Но если пасынок тебе не особо нужен, можешь продолжать, – клинок демонстративно вернулся под рубашку.

Пашка закрыла пасть, хвост разжался. Мужчина второй раз за день осел на пол. Шипение перешло в злой рык, чешуйчатое тело сжалось, как пружина, и метнулось в сторону.

Не знаю, было ли это необходимостью, как я предпочитаю думать, или она пошла на поводу у ярости. Из той двери, что недавно открывал для меня Ахмед, из кухни соединенной с моечной, вышла Алия. Тихая молчаливая женщина, вряд ли совершившая жизни что-то, заслуживающее наказания.

Бросок змеи был точен. Алия даже не успела закричать. Она и пикнуть не успела, когда на нее обрушилось тяжелое нечеловеческое тело, подминая под себя. Брызнула кровь. Трех сантиметровые клыки впились прямо в удивленное лицо, сдирая, искажая и уничтожая черты. Хрустнул нос, лопнул глаз, разорвались и вывернулись губы, обнажая розовые десны, с крупными белоснежными на фоне крови зубами.

В дверях подавился криком Муса, его жирный подбородок затрясся. Повар попятился, что-то с грохотом упало. Пашка подняла окровавленную морду и улыбнулась совершенно безумной даже для нелюдя улыбкой. Тело Алии содрогнулось. Муса взвизгнул и убежал вглубь кухни, то и дело натыкаясь на мебель, задевая и роняя утварь. К двери подкатилась одинокая миска, издавая немелодичное «виу-виу». Аппетитный запах не изменился, тушеные овощи, жареный лук, специи и теплая кровь. Пашка облизнулась.

Через час я без всякого энтузиазма разглядывала целлофановый сверток, лежащий на кухонном столе по соседству с широкими кольцами налокотника.

– Прекрати, ты сама все это затеяла – процедила явидь, когда я в очередной раз старательно отвела взгляд от черной пластиковой пленки с телом, лежащим в углу.

Меж зубов нелюди то и дело выскакивал раздвоенный язык, эмоции человека заставляли ее морщиться. Ответить было нечего, кроме того, что убийство женщины никак не входило в мои планы.

Хлопнула дверь, и в кухню вошел Ахмед. Значит, порядок в чайной уже навели, пол отмыли от крови, гостям вынесли новую порцию шашлыка и вина, за счет заведения. Повар вопреки ожиданиям не побежал в милицию, крича «караул» на каждом перекрестке, а тихо и мирно напился в кладовке. Как сказал бывший травитель, Муса знал, с какой стороны хлеб намазан маслом, а с какой ядом.