Никто не произнес ни слова, не для разговоров мы здесь собрались. Для крови и для смерти.
Гибкий подросток скользнул вперед легким стремительным шагом. Окинул взглядом стёжку – крапиву, коробку из-под пиццы, потрескавшийся асфальт, клетку на цепях, меня, целителя, втянул воздух и сделал еще один скользящий шаг.
Мартын чуть не сорвался в буквальном смысле, но сорвался в магическом. Он знал, что это бесполезно, но это знание ничего не меняло. Я видела, как напряглось тело, как сжались кулаки и зажглись глаза. Он бил наугад просто разливая силу по округе, потому что вряд ли чувствовал нутро охотника.
Охотник мотнул головой, так отгоняют надоедливую мошку. И все. То, что кому другому остановило бы сердце, вызвало у молодого ветра лишь небрежный жест. Охотник скользнул к цели в абсолютной тишине.
Мартын прыгнул чуть раньше, чем подросток достиг оставленной парнем отметки. Сюрреалистическая картина, молодой мужчина, выше, старше и шире в плечах убегающий от тонкого невысокого мальчишки. Ветер не остановился и даже не замедлился. Дорога треснула, ноги провалились в песок.
Целитель допрыгнул. Влетел в клетку с такой силой, что конструкция закачалась, звякая цепями. Охотник тоже попытался оттолкнуться от ставшей предательски рыхлой дороги, его пальцы ветра разминулись со стальными прутьями всего на несколько сантиметров. Будь охотник чуть старше, а его руки и ноги длиннее, Мартын оказался бы в ловушке один на один со смертью. Но клетка качнулась, и подросток пролетел под ней, желтая кепка слетела с пегих волос, в воздух поднялось облако рыжей пыли.
Я побежала, едва их ноги оттолкнулись от исчезающего асфальта. Медленно, неловко, как по сугробам, погружая ноги в песок. С ладоней мальчишки сыпался песок, а в застывших глазах равнодушных глазах стоял ужас. Единственное честное мгновение. Единственное проявление чувств, которое он не успел обуздать.
Замахиваясь шприцем, я чуть не упала. Игла соприкоснулась со светлой кожей. И сломалась с сухим щелчком. Жидкость выплеснулась на землю. Я заглянула в лицо, еще не утратившее детские черты, узкая ладонь нарочито медленно поднялась, словно время вдруг остановилось. И я поняла, почему сломалась игла. И поняла, что случится дальше.
Тонкие пальцы вцепились в бедро, и Ветер дернул меня вниз. Я упала на бок, одна рука и плечо погрузились в песок.
Мы ошиблись. Я ошиблась. Фатально.
Мартын что-то кричал, но я не разбирала слов. Горячая детская рука легла на шею. Неуловимое движение когтем, перечеркивающее шею от уха до уха, и алая кровь веером легла на застывшее, словно принадлежащее статуе лицо. И тут же исчезла, впитавшись в кожу Ветра без следа.
Его способность впитывать.
Моя кровь. Из разорванного горла. Боль была короткой и обжигающей.
Я успела увидеть, как охотник отворачивается, потеряв интерес, почувствовать, как напрягаются его мышцы, успела услышать вместо вдоха, собственный хрип.
Ошибка обошлась слишком дорого. И не только мне. Там, куда смотрел Ветер, ждал Мартын. Охотник просто отказывался превращаться в человека.
Мы могли бы подумать о том, что песками повелевал сам хозяин востока и никто другой. А его здесь никогда не было. Лишь видимость.
Ловушка для нечисти, была именно ловушкой, а не смертельным капканом. Обманом, миражом, для тех, кто наслышан о магии, превращающей нечисть в людей. Пустышка. Песок просто двигался и ничего более.
Мир погас, оставляя вместо себя лишь далекую белую точку во мраке. У нас с Кириллом первый телевизор «Чайка», стоящий в углу на трех ногах так выключался. Занятная последняя мысль, но не плохая.
Боль выдернула меня на поверхность, как рыбак вытаскивает насадившуюся на крючок рыбу. Моим крючком стала кровь, горячей волной прокатившаяся по венам и хлынувшая из разорванного горла. Магия такой силы, которую нельзя игнорировать даже уходя. Меня рвануло к далекой белой точке, потащило со скоростью сверхзвукового самолета, на котором я никогда не летала. И швырнуло обратно в светлый мир, туда, где шея горела огнем, и надо бороться за каждый вздох. Не складываются у меня отношения со смертью. Ее это наверняка расстраивает не меньше.
Я схватила ртом воздух, распахнула глаза и закашлялась. На горле по-прежнему лежала обжигающая рука, на этот раз исцеляющая. Мартын прижимал меня к твердому впивающемуся в лопатки асфальту, светящиеся глаза не отрывались от моих.
– Не дергайся, – напряженно сказал он, – Почти все. Вытянул.
– Герой, – фыркнула явидь, – И ты героиня, – она хлопнула парня лапой по плечу, – Низшие, вы ухойдакали ветра – охотника.
– Я внукам буду рассказывать, – донесся далекий голос травителя.
– У тебя их не будет, не забыл, – рявкнула Пашка, – Сойдешь с места, разносчик, ляжешь рядом с ним.
Целитель убрал руки, горло окатило холодным воздухом. Я сглотнула, боли не было, хотя рубашка была еще влажной от крови. Явидь помогла мне сесть.
Песок вновь был скрыт стареньким дорожным покрытием, там, в начале пути, нажимая «магическую кнопку» стоял Авис. Ловушка была отключена, хотя это уже не имело смысла, песок Простого был подделкой, двигающимися крупинками. Но сидеть на твердой поверхности было гораздо удобнее, чем на забирающемся под одежду песке.
На земле лежал охотник, в перепачканной кровью одежде. Моей кровью. Кепка валяется в стороне, ноги поджаты, лица и части грудной клетки не было. Светлую почти мраморную кожу словно облили кислотой. Так проедает проплешины соль, высыпанная на толстый слой наледи. На носок яркой кеды налип зеленый листик. Мальчишка мертв.