– Весело. И как? Дядечке повело?
– Почти, – я против воли улыбнулась. – Наверное, у меня на лице все было написано, как-то в среду статистика была последней, и он попросил меня задержаться.
– Судя по всему, – Пашка принюхалась, – на этом романтика и закончилась.
– Да. Он меня поцеловал. Дыхание отдавало столовской картошкой, губы были до противности слабыми, а руки, которые он запустил под свитер, потными и дрожащими.
– Восторг, – захихикала змея.
– Я убежала. И больше никогда не ходила на его лекции.
– Получила пять автоматом?
– Четыре, – поправила я. – К чему я это говорю, иногда люди любят мысли о чем-то, а не само действие. Иногда я гадаю, как это могло бы быть. И боюсь даже представить, чем будет пахнуть поцелуй Веника.
– Но иногда так хочется проверить, – кивнула Пашка. – Старик поставил артефакт вызова, как скоро хозяин разжует падальщика и выплюнет. Всего лишь из-за мыслей.
– Пошла ты, – повторила я, главным образом потому что ничего больше в голову не приходило. – Ревнивый демон, звучит, как анекдот.
– А кто говорит о ревности? – удивилась змея. – Он убьет его потому, что… – она оборвала фразу, чуть повернув голову, но на тропинку так никто и не вышел, библиотека оставалась темной.
– Почему?
– Потому что. Хватит трястись, хватит думать, что все кончено, – она вдруг схватила меня за блузку и дернула, удлинившиеся когти проткнули затрещавшую ткань. – Из-за твоего страха у меня клыки растут и яд вырабатывается в немереных количествах.
– А как же «Костя»? – хрипло спросила я. – Или нелюди готовы выбросить в выгребную яму даже тех, кого любят?
– Сейчас плюну ядом, и завоешь уже по делу, – она отпустила блузку, – Я хочу его вернуть, еще раз впиться зубами в плоть и слизать кровь, – она сглотнула. – Хочу услышать его «змейка», да просто хочу его. Но в отличие от тебя не буду разбивать голову о стену, если не получится.
– Я тоже не буду, – я оглянулась, кусты качались от ветра, вряд ли мы были одни, но никто не хотел вмешиваться в дело воспитания человека.
– Не ври. Когда приходит Алиса, ты вспыхиваешь, как лампочка, но потом вспоминаешь, и тебе становится стыдно за радость, что дарит дочь. Скажешь, не так?
– Не скажу. Никогда не спорю с тем, кто сильнее.
– Умная позиция. Так, может, включишь мозги? Потому что из человека ты превратилась в добычу. Ты же так гордилась вашим племенем, вашей чистотой. Давай, отвлекись, сходи к дочери, спроси, есть ли у нее чистые носки и пилка для ногтей.
– Что? – я выпрямилась.
Пашка засмеялась, моментально почувствовав произошедшую перемену.
– Что ты сказала? – спросила я, стараясь не потерять тот обрывок мысли, за который удалось зацепиться. – Марк еще здесь?
– Даже не сомневайся, справа, в кустах, – указала она и крикнула. – Выходи, мелкий.
Гроздья цветов, похожих на нашу сирень, только в два раза крупнее, закивали головками, выпуская на тропинку осыпанного светлой пыльцой мальчишку.
– Видел вора? – спросила явидь, не успел он отряхнуться. – Ты же все время рядом терся.
Разочарование так ярко проступило на его лице, что мне стало ясно – не видел. Пашка чертыхнулась.
– А мальчишек, что баловались с петардами, видел? – спросила я.
Марик кивнул.
– Сможешь узнать, кто надоумил их сделать это именно сегодня и именно у библиотеки?
– Сможет, – ответил звонкий голос, я почувствовала, как неуместная улыбка раздвигает губы.
Марк обернулся, к крыльцу подошла Алиса. Пашка повторно и непечатно высказалась, ей не нравилось, когда к нам подкрадывались незамеченными.
Моя дочь положила руку на плечо разом оробевшего мальчишки и твердо сказала:
– Все выясним.
– Да, – добавил Марк дрогнувшим голосом.
– Это может быть совпадением, – пояснила я. – Выворачивать пальцы не обязательно. Узнайте, где взяли петарды и кто, если таковой был, подал идею позлить вория, – Алиска показала язык и шутливо отсалютовала мне рукой.
Парень кивнул, не в силах перестать коситься на Легенду Зимы. Глядя им вслед, я вспоминала слова дочери, сказанные здесь же:
«Я помогаю отцу, и мне это нравится. Нравится притворяться, лгать, подталкивать».
И вот теперь о помощи попросила я, вернее, не просила, но и останавливать не стала.
– Думаешь, не случайность? – спросила Пашка, когда они свернули на ведущую к столовой тропинку.
– Стоит стяжателю покинуть логово, как он теряет связь с вещами, – я пошла вдоль кустов сирени. – Другого способа вынести книги из библиотеки я не вижу. Так что, да, дума, его выманили.
– Зачем? В книгах действительно что-то есть?
– Возможно. В книге. В одной. У «Хроник эпохи истребления» и «Забытой истории запада» есть копии. А у дневника Тура бегущего нет. Если книга не уникальна, то кража лишена смысла.
– Картэн сказал, он жил не в то время.
– Да, но он много ездил, много слышал и видел. Легенды, слухи, страшные сказки на ночь, – я вздохнула. – Это пока единственная надежда, если нам хотят помешать, значит, мы на правильном пути.
Я позволила себе легкую улыбку, потому что страх ослаб, отступил на один шаг. Да, люди такие, они живут, пока думают.
Пашка оскалилась, выпрямила спину и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, выжидающе замерла, сложив руки на груди.
– Не думал, что увижу тебя здесь снова, Прасковья, – протянул вышедший спустя минуту на дорожку мужчина. Только он один называл ее так.
Змея зашипела, но как-то тихо, без злости, клыков, когтей и темнеющей на коже чешуи.
– Ты редко утруждаешь себя этим, Угрим, – она рассматривала ледяного учителя моей дочери, кривя губы от презрения.