На неведомых тропинках. По исчезающим следам - Страница 20

– Брось, плохие ночи не так часты, как квохчут старики. Да они опасны для людей, – я подняла брови, – Но не бойся, отец предупредит, всегда меня предупреждает, а я тебя, – мужчина достал телефон, – Диктуй номер.

Я продиктовала. Теперь мы могли предостеречь друг друга, или завести в ловушку.

Ночь я провела в кафе, ловя на себе усталые, удивленные или плотоядные взгляды водителей. Выпила литра два чая и десять раз сбегала в туалет. Получила три неприличных, два льстивых и одно непонятное предложений.

Ни Мартына, ни Пашки так и не дождалась, звонки на мобильники проходили, но трубку мои спутники брать отказывались. Девушку за стойкой бара сменила полноватая женщина с синими волосами, я купила горячий бутерброд с неизвестным мясом, и от меня отстали еще на какое-то время.

К тому времени как над лежащими на горизонте горами поднялось красное солнце, я поняла – никто не придет. Осталось решить, что делать дальше. Целитель и змея могли как выслеживать Влада, так и сидеть в подвале у его отца. В этом случае я ему не завидовала.

Выбор невелик: слоняться по Подгорному или исчезнуть, третьего, как говорится, не дано. Единственное место, куда можно пойти, лежало в паре часов ходьбы на запад.

Допив очередную, не помню, какую по счету, порцию чая, я встала, пригладила высохшие волосы и вышла. Из трактира. Из Подгорного. Из стёжки. Из восточных пределов.

Дождь кончился ночью, под скупым утренним солнцем земля просыхала медленно и неохотно. Не скрываемая больше завесой дождя Вепрева Пустошь выглядела неприветливо, особенно по сравнению с Подгорным. Черные, какие-то подгнившие дома, лужи, грязь и пустота. Тут праздных прохожих не бывает, а все свои на учете.

От напряженных взглядов горела кожа. Это и имела в виду явидь, когда просила не шататься в одиночку. Я словно отмотала время назад, вернулась в свой первый час на стёжке, первый день, первую неделю, в то время, когда каждая прожитая минута казалась достижением.

Тетка с замотанной красным платком башкой и колючими глазами огрызнулась, но все же указала мне на дом измененного. На дом, в котором он когда-то жил. Раз еда сама идет к столу, мешать ей у нас не принято.

На выгнутых досках крыльца влага собралась в лужицы, в которых плавали размокшие ветки, ошметки коры, рваными кусками валявшейся тут же. Улыбчивый староста был дома, и даже постарался не очень удивиться моему визиту без спутников.

Его дом был полон книжных полок и затертых фолиантов, пыли и запахов. Ароматов мокрой псины и шерсти. Дом Изменяющегося, того, кто превращается в животное. И как интересно у волка в семье родился человек?

Я присела на краешек накрытой ковром софы. Мужчина отдернул занавеску и на меня упал тусклый утренний свет. Судя по всему, палач даже не ложился. Я посмотрела на его мятую рубашку и, вздохнув, заговорила.

– Варианта два, – выслушав меня, ответил Ксьян, – Либо твои спутники загуляли, либо съедены восточниками.

– Не очень обнадеживающе.

– И реагировать мы можем так же. Подать кляузу хозяину. Или ждать. Если закричим «волки», а дичь останется жива, ни мне, ни северу этого не забудут до конца времен, – он посмотрел в тусклое окошко, – А как с вашим делом? – темные глаза блеснули, – Нашли Тура?

– Боюсь, никто о Туре говорить не хочет, – я передернула плечами, – Сразу переводят разговор на какой-то артефакт, – и тут же попросила, – Не покажете?

Староста опустил голову и выругался, длинно, красиво, с чувством и на незнакомом языке.

– Этого следовало ожидать, – сказал палач, на этот раз улыбка вышла горькой, но не менее искренней, он указал рукой на одну из полок, – Смотри.

Рассохшиеся доски, прикрытые серой занавеской, крепились к стене с помощью металлических уголков. Вся поверхность была заставлена всякой всячиной. В основном коллекцией свечей разной степени траченности, в подсвечниках и без. Выросший в другом веке Ксьян не до конца доверял электричеству и прогрессу. Огарки соседствовали с блюдцами с отбитыми краями, пустыми банками, баллонами, комками пыли, книгами с загнутыми краями и крупинками соли, сахара, или манки, рассыпанной и не убранной вовремя.

Длинные пальцы мужчины обхватили лежащую там округлую железную штуковину. Он поднял предмет и повертел в воздухе

Трио, скрепленных между собой колец, образовывали широкую трубку, которую при желании пролезет и рука, и нога, и шея, если отпилить голову. По центральному кольцу шло гребенчатое уплотнение, с выступающим, когда-то наверняка острым шипом.

Даже не знаю, с чем сравнить этот артефакт, может, с частью блестящей гофрированной трубы, которую я видела в магазине сантехники? А может, с доспехом?

– Налокотник доспеха ушедших, – развеял сомнения староста, – Или не ушедших, больно уж невелика цена за его магию.

– Невелика? – переспросила я.

– Мир вокруг тебя останется прежним, изменишься ты сам. Ушедшие обычно берут дороже. Думаю, доспех война, прикрывавшего уход святых из этого мира.

– От кого прикрывал?

– Сие неведомо.

– Значит, Тур нашел то, что искал, – прошептала я.

«…заяти в долонь налокотыню павшего, ведати алафу велицею» – вспомнились мне слова из желтого дневника.

Ксьян пожал плечами.

– А что с моей просьбой? – он отвернулся к полке, – Нашли охотника? Можно идти на зов амулета?

– Можете, – я посмотрела на широкую спину с напрягшимися мускулами, – Уверены, что вам это надо?

Мужчина осторожно положил часть пыльного доспеха обратно на полку.

Помнится, мой тайник с серебром был из той же серии, хочешь что-то спрятать – оставь на виду. Жаль, что против нечисти, это редко срабатывает. Но без второй части артефакт не более чем древняя железка, и может валяться пыли хоть до следующей эпохи, чтобы найти артефакт надо знать, что искать. И кто-то, безусловно, знает.