Я распахнула дверь в подвал, лестница, начинавшаяся за порогом, уходила в темноту, раньше уютную, теперь же тревожно-безликую. Щелкнул выключатель, лампочка осталась равнодушна к моим усилиям, электричества не было. Я стал быстро спускаться, там, внизу я знала каждый поворот, каждую доску или кирпич в стене. Знала раньше. Теперь это был обычный подпол, если не считать излишеством семигранную форму. Тусклый свет экрана телефона прошелся по голым стенам. Ни полок с книгами, ни мягких подушек на диване, ни ставшего частью меня знака на стене.
От страха похолодел затылок, по коже маршировала болезненная шеренга мурашек.
Я развернулась и взбежала вверх по ступеням. В гостиной ничего не изменилось, лишь от входа вела цепочка моих же собственных следов. Я присела и провела пальцами по темным доскам пола. Нет, не пыль. Песок, вездесущий песок востока.
– Ефим, – закричала я, – Ефим!
– Бесполезно, – раздался хриплый голос, и бешено-колотящееся сердце провалилось в живот.
В дверях стояла знакомая сутулая фигура. Веник оперся рукой о косяк и спросил:
– Что случилось? – черная пиратская повязка была покрыта тем же желтоватым налетом, что и пол. Падальщик встряхнулся, запустил пятерню в голову, с русых волос посыпался песок.
– Не знаю.
Ноги сами понесли вперед, и я с разбегу налетела на мужчину, утыкаясь лицом ему в грудь. В этом объятии было мало сексуального, что бы там не думала Пашка. Я просто рада была его видеть. Раз жив один, значит, могли уцелеть и остальные. Гробокопатель напрягся отстраняясь.
– Похоже, что-то действительно поганое, – мужчина отвернулся.
Улица была пуста, целитель за мной не побежал.
– Что ты помнишь? – спросила я, выходя в сгущающиеся сумерки.
– Мало чего. Все перепутано, – гробокопатель потер висок, – гархи, источник, хозяин, ммм… драка, мертвая, нетекущая кровь… или это было раньше? – он выглядел растерянно, словно человек, проснувшийся в незнакомом месте: ему нужна пара-тройка секунд, чтобы прийти в себя, вспомнить, где он и как сюда попал.
– Мы дома?
– Да, если не обращать внимания на то, что Юково как-то переместилось на восток под крылышко к Простому.
Веник спрыгнул с моего крыльца, в два счета оказался на своем и толкнул дверь. Та не шелохнулась. Падальщик зарычал, отступил на пять шагов и ударил с разбега. Я ждала треска и вывернутых петель, но результат был тем же. Вернее, его отсутствие, разве что гробокопатель схватился за плечо и выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
– Что, к низшим, здесь происходит? – спросил он. – Где все?
– Я здесь, похоже, не дольше твоего, – я остановилась, – и знаю не больше. Как ты здесь очутился?
– В смысле?
– В смысле, я пришла вон по той дороге. А ты?
– Я здесь живу. Если ты спятила за компанию с остальными, это не мои трудности.
– То есть сегодня ты встал с кровати, вышел из этой двери… – я наклонилась к брошенной на обочину сумке и потянула за лямку, – и во сколько это было? Утром? В обед? Час назад?
– Черт его знает, – гробокопатель потер висок, – все мутно, словно после жбана пива в бытность человеком. Четок только твой голос, как ты зовешь хранителя.
– Ты сказал, это бесполезно.
– Сказал. Не знаешь почему?
– Нет. А ты? – я перекинула ремень через плечо.
– Тоже, но я до сих пор уверен, что это бесполезно, – мужчина замолчал, настороженно поворачивая голову.
Я знала этот жест, видела не раз. Нечисть услышала что-то недоступное человеческому уху.
– Кто-то кричит, – гробокопатель вышел на дорогу, взгляд единственного темного глаза был устремлен в центр стежки, – зовет отца.
– Целитель, – проговорила я и побежала к центральной улице, чертова сумка снова стукала по бедру.
Когда мы вышли из-за поворота, он увидел то же, что и я. Когда побежала, Мартын меня не остановил. У парня свой путь и свое место, куда он хотел попасть больше всего на свете и судя по всему попал. Там, куда смотрел падальщик, жил черный целитель Константин, по совместительству отец Мартына.
Серый кирпичный дом с плоской крышей, покрытой листовым железом, был таким же пыльным и пустым, как и мой. И как у моего, его дверь была распахнута настежь.
– Отец, хватит, – голос парня сорвался.
На пороге просторной спальни, скорее, знакомой мне по одному видению, чем виденной воочию, валялся черный рюкзак.
– Ты. Снова. Сбежал. Из filii de terra, – холодный голос ронял каждое слово, словно каменное, – гаденыш.
– Отец, какого низшего…
Перед глазами предстала дивная картина, на которой отец ласково прижимал сына к стене за шею.
– Я не сбегал. Я выучился. Все. И прошу, давай я это прозвище младшему передам. Ему оно подходит больше меня, – Мартын предпринял попытку освободиться. – Не веришь, спроси ее.
– Привет, – поздоровалась я, Константин знакомым жестом потер висок. – Дайте угадаю: все, как в тумане, и события чередуются в голове, как карты в колоде, а состояние напоминает похмелье?
– Продолжай, – целитель отвернулся от сына, опустил руку.
– В себя пришли, проснулись, очнулись, называйте, как хотите, от голоса сына, так?
– Примерно, – ответил Мартын, потирая шею, – я в сердцах низших помянул, тут меня и встретили.
– Меня тоже, – согласилась я, – только не так горячо.
– Дом справа чей? – спросил Веник, неслышно появляясь в дверях.
– Падаль, – процедил Константин вместо приветствия.
– Падаль, падаль, – не стал возражать гробокопатель. – Так чей?
– Викарии, – Константин оглядел классический черный костюм, в который по насмешке ушедших оказался одет, – ведьмочки, что камушки заговаривает, – Константин скинул пиджак и стал закатывать рукава белой рубашки. – Пашка к ней за побрякушками бегала.