На неведомых тропинках. По исчезающим следам - Страница 64

Что это? Очередной выверт иллюзии или специально разыгранный спектакль?

Константин шевельнул пальцами, и в воздух взлетели фонтаны песка, бросив в лицо мелкое крошево. От неожиданности я пискнула, отступая назад. Пыль осела на десятке матовых кольев в человеческий рост, выросших из песка за секунду. Крепкий, смертельно опасный лес сталагмитов. Сказочник оказался насажен сразу на три кола. Хрип оборвался. Тело Баюна осыпалось, добавив толику песка к уже имеющемуся.

Обитатели песочного Юкова выполнили приказ своего иллюзорного хозяина.

Колья дрогнули и превратились в пыль. Исчезли, вызывая желание протереть глаза. Вся наша тили-мили-тряндия вызывает такое желание.

Мы стояли разделенные невидимой границей. Мы здесь, они там. Озеро за спинами живых мертвецов мерцало неправдоподобно синей каплей, по которой то и дело пробегала мелкая рябь.

Веник, Константин, мальчишка-охотник, старый свар, Алия, незнакомая женщина со стервозным лицом и девушка с длинными каштановыми волосами.

Мартын подтолкнул пленника вперед, и тот, всхрапнув, как лошадь, в очередной раз повалился на дорогу. Мужчина не хотел ничего: ни идти, ни умирать, ни жить. Больше парень не стал его поднимать. Зато девушка с густыми волосами проявила больше участия. Она по-звериному принюхалась и стала осторожно приближаться. Так лиса кружит возле раненого хорька вроде и добыча, но такая, что в любой момент может тяпнуть. Сын травителя разлепил черные, присыпанные песком глаза, облизал пересохшие губы и прошептал:

– Маша.

Девушка повела носом, изогнулась, опускаясь рядом с братом, и ласково положила руку ему на щеку. Мужчина едва слышно выдохнул. На загорелой коже девушки стали расцветать неровные красные пятна. Они дошли до тыльной стороны ладони, и по пальцам спустились на кожу пленника. Как сказал баюн, она больше не была человеком. Сын травителя застонал, но не отстранился. Кожа мужчины расцвела красными раздувающимися волдырями. Один из когтей девушки вспорол кожу на скуле брата. Она зажмурилась и облизала палец, вкус родной крови ей нравился.

– Побежден иллюзией, – сказал Мартын.

– Сын, – позвал черный целитель.

Но парень не отреагировал, он даже не смотрел на отца. Потому что один из его собственных миражей уже шел навстречу. Высокая стройная женщина. И это словно послужило сигналом, все пришло в движение. Алия приподняла край цветастой юбки, старик ухмыльнулся деснами, Ветер припал на руки к песку, в глубине которого было еще множество кольев.

Песок и огонь – два ингредиента, так любимые летними, соедини их и на выходе получишь стекло. Мутное, туманное, непрозрачное, самое низкопробное. Но острое.

Красивая надменная женщина уже сжимала холеными тонкими пальцами лицо Мартына. Парень пожирал глазами каждую черточку ее лица.

– Рад тебя видеть, сын, – у Константина было отличное настроение. – Я матери сразу предложил его, – кивок на мальчишку ветра, – усыновить. Хорош, ты должен это признать. Но она уперлась.

Парень не слышал, для него не существовало ничего, кроме тонкого капризного лица напротив. Я никогда не видела эту женщину и доподлинно знала только одно: мать сына черного целителя умерла, когда тот был еще ребенком, задолго до моего появления в Юково. И если ходили насчет ее какие-то слухи, то человека они обходили стороной.

Сейчас этот мираж мог делать с молодым целителем все что угодно. Мог поцеловать или выколоть глаза, парень с радостью примет и то, и другое.

Лицо пленника, распластанного по земле, болезненно кривилось, один из волдырей над бровью лопнул, заливая глаз желтоватым гноем. Сидящая рядом девушка улыбнулась.

Чужие холодные пальцы коснулись моих, я вскрикнула. Рядом стояла Алия, смотря на мир глазами, сделанными из черного песка. Не было сказано ни слова. Я рванулась в сторону и оказалась лицом к лицу со стариком. Морщины расписали его кожу диковинными узорами, шрамами гор, впадинами рек, следами, оставленными временем. Сергий ощерился голыми деснами, похожими на куски сырого мяса, смерть не пошла ему на пользу. Алия схватила меня за руку и резко завела ее за спину, одновременно запуская пальцы в волосы, сжимая их и задирая голову кверху. Сваар поднял ладонь, желтые слоящиеся когти замерли напротив моей шеи.

– Что скажешь, сын? – услышала я насмешливый голос экспериментатора. – Нравится новый брат?

Сваар ударил. Я отчаянно дернулась. А из песка, повинуясь призыву Константина, снова выскочили стеклянные острия.

Очень близко. Одна сосулька, выскочившая рядом со стариком задела локоть, сбивая и лишая силы удар. Вместо горла, когти прошлись по переносице, чиркнули под глазом, рассекая кожу.

Вскрикнул Мартын, одна из стекляшек вспорола его икру.

И, как и прежде, выросшие из песка сталагмиты рассыпались сухой пылью. Я изогнулась и резко присела, сбрасывая руки Алии. Из глаз брызнули слезы боли, клок волос остался в кулаке у мертвой женщины.

– Мама, – позвал Мартын.

Одно слово, от которого мурашки прошлись по коже частым гребнем.

– Мама.

Парень смотрел на женщину, не обращая внимания на то, что когти погружаются в его лицо, разрывая светлую кожу. Он смотрел и смотрел, с такой жаждой, с такой жадностью.

Ветер сунул руку в песок и достал очередную острую стекляшку. Черный целитель хлопнул его по плечу. Такой свойский отцовский жест, когда тот наливает подросшему сыну первую кружку пива. Сосулька перекочевала из узких ладоней в широкие.

На животе сына травителя расплывалось кровавое пятно, присыпанное песком от рассыпавшегося кола, который секундой ранее пророс прямо сквозь тело. Кожа на лице и руках покрылась красными волдырями, кое-где уже прорвавшимися, под пальцами поглаживающей его щеки сестры, выступил зеленоватый гной.